Последний подвиг комсомольца

Морозной февральской ночью Николай Андреевич Терещенко и двое его товарищей были посланы из Сергеевских лесов в Елинские на связь с отрядом имени Щорса, которым командовал Лысенко. Необходимо было узнать обстановку в зоне Елинских лесов, куда должно была передислоцироваться все объединение.

Начальник штаба соединения Рванов приказал послать разведчиков из климовского отряда, хорошо знающих дороги и местность. Это было очень важно, так как в это время почти в каждом селе на пути движения соединения, стояли гарнизоны немцев и отряды полиции. Села и деревни нужно было обойти. А до Елинских лесов путь немалый — около 80 километров.

Разведчики на одной подводе минули партизанские заставы вечером, как только стемнело. Гетманскую Буду обошли только к полуночи. Глубокий и рыхлый снег не давал возможности быстрее двигаться. С коня столбом валил пар. Да сами разведчики, которые след в след шли за санями, теряли  последние силы. А преодолели только четвертую часть пути.

Шлях Климово — Чуровичи перешли без приключений. В Крапивном и Челхове стояла полиция. Эти села нужно было обойти. Отдохнуть предполагалось в Соловьевке. Николай Терещенко, как старший, решил остановиться на час, другой на поселке Однобочка, что в полутора километрах от Крапивного. Теперь этого поселка уже нет.

Партизаны постучали в один из домов.

Хозяин хмуро буркнул:

— Не даете людям покоя.

— Мы ненадолго, — ответил Терещенко, — покормим лошадь и поедем дальше.

Хозяин понял, что имеет дело с партизанами и не стал им перечить, но предупредил:

— В Крапивном полиция.

— Нам это известно, поэтому не беспокойтесь, долго у вас не задержимся.

Хозяин скрылся на печке, а разведчики расположились на полу. Не стали раздеваться и не сняли даже мокрых валенок. Съели по куску замерзшего хлеба, запили водой.

А в это время одинокая фигура отделилась от соседнего дома, крадучись, стала перебегать от дома к дому, а когда минула последнюю хату, не вглядываясь, побежала в село.

Время шло быстро, через несколько часов рассвет, а силы к разведчикам возвращались медленно.

Николай Терещенко взглянул на часы.

— Уже половина четвертого, пора, хлопцы.

В открытые двери ворвалась тугая волна холода. И в это же время хлестнула автоматная очередь. Один из разведчиков схватился за косяк и медленно сполз на пол. Его быстро оттащили и заперли дверь сеней. Оставшиеся в живых двое партизан припали к стенам хаты и начали в окна отстреливаться. Николай Терещенко бил короткими прицельными очередями из ППШ. Его товарищ посылал пуля за пулей из карабина. Через одно из окон в хату влетела граната  и разорвалась посередине пола.

Николай Терещенко очнулся от страшной боли в руках. На нем не было .шапки, а руки были связаны телефонным кабелем. Что-то тяжелое давило сверху. Большим физическим усилием он приподнял голову и увидел, что на нем сидел дюжий полицай. От овчинного тулупа несло терпким запахом кожи, смешанного с запахом самогонного перегара. Терещенко успел заметить, как на соседние сани грузили убитых и раненых полицейских.

— Лежи! — раздалось над ухом Николая. И полицейский холодной рукавицей придавил его лицо к саням.

Разведчик опять впал в забытье.

Николая Терещенко привезли в Чуровичи. Долго и зверски допрашивали. Но комсомолец молчал. Он не только не сказал, где находятся партизаны, но даже не назвал своего имени и откуда он. Это было бы верной смертью для его родителей и родственников.

— Везти его по селам и добиться, чтобы его опознали,— приказал, начальник Чуровичской полиции Пахом.

Так Николая привезли в родное село Хоромное. В центр села согнали всех жителей. Молодой партизан стоял на санях, высокий, стройный. Полицейский сорвал с него шапку.

— Кто признает этого бандита, получит корову и пуд соли! — объявил он жителям села. — Нам известно, что он хороменец. Нам нужно только подтверждение.

Толпа молчала.

— Говорите, или будет поздно! — предупредил полицейский.

А другой лег за ручной пулемет и угрожающе повел стволом но толпе.

Но люди молчали. И вдруг тишину разорвал резкий женский крик:

— Держись, сынок!

Николай Терещенко резко повернул голову на крик. Очевидцы рассказывают, что в это время его глаза засветились необыкновенным блеском, а на всем в кровоподтеках лице появилось что-то вроде улыбки.

Несмотря на старания полицейских, узнать, кто подбодрил обреченного, не удалось.

Недалеко на лугу полицейские инсценировали расстрел молодого партизана. Но он и здесь молчал.

…Расправлялись со своими жертвами полицейские за Чуровичами, где когда-то брали глину. Привезли к карьеру 11 человек. Всем приказали повернуться лицом к яме. И только здесь комсомолец Николай Терещенко заговорил.

— Позвольте мне стоять лицом к палачам. Я хочу знать, какие подлецы меня убьют,—сказал он.

Когда территория была освобождена и останки расстрелянных откопали, то обнаружили, что у Николая Терещенко были отрезаны уши и отрублены пальцы на руках.

Так воевал и умер партизан из Хоромного комсомолец Николай Андреевич Терещенко. Имя его занесено навечно золотом на обелиск Славы, который установлен в Хоромном в центре села.

Е. Ковалев

Авангард № 6, 1969 г.